15.02.2006 | История

Охота за королевством

Или куда приводят мечты...

Старость была не за горами, а славы и величия он до сих пор не достиг. Теперь все должно было измениться. Высокий, одетый в роскошные восточные одежды человек ничуть не сомневался в этом, когда его тунисская галера 13 марта 1736 года бросила якорь у побережья Корсики. Человека звали барон Теодор фон Нейгоф. Корсика оказалась еще беднее, чем он думал, но ставки были сделаны, и Нейгоф понимал, что именно этот небольшой островок в Средиземном море и был целью всего его жизненного пути. А путь за плечами лежал извилистый и длинный…

В поисках вершины

Нейгоф родился в 1686 году в Вестфалии, в семье небогатого дворянина. Он не был первым ребенком в семье, следовательно, ничего, кроме титула, в наследство получить не мог. Как и многим родовитым «вторым детям», ему пришлось немало поскитаться по Европе, предлагая свои услуги разным правителям в качестве наемника.

Поначалу он попытал счастья на родине, служа в кирасирском полку, но, убедившись, что военную карьеру быстро сделать трудно, подал в отставку и отправился в Швецию. Там молодой поручик попал в помощники к влиятельному министру короля Карла XII (с которым Петр Великий бился под Полтавой) – Георгу Генриху фон Гёрцу.

В Швеции Нейгоф освоил уроки дипломатии, выполняя для Гёрца различные поручения, в том числе – по созданию военного союза с Испанией. При мадридском дворе он обзавелся весьма полезными знакомствами, поэтому, когда в 1718 году всемогущий Гёрц был смещен, Нейгоф спешно покинул Стокгольм и бежал к своему испанскому покровителю кардиналу Альберони, первому министру короля Филиппа V. Кардинал заметил незаурядные таланты вестфальского барона, сделал его своим приближенным и присвоил звание полковника.

Но Нейгофу уже надоело играть вторые роли – ему хотелось выбиться на самый верх, в общество королей и министров, а не толкаться среди их многочисленной свиты. Чтобы приблизиться к мадридскому двору, Нейгоф женился на фрейлине королевы.

Жена его, по происхождению англичанка, оказалась особой весьма чопорной и не отличалась ни красотой, ни умом. Но Нейгофом руководила не тяга к прекрасному, а жажда власти и богатства.

...В 1717 году Испания аннексировала Сардинию и Сицилию, что вызвало в Европе бурю негодования. Против испано-шведского союза (в создание которого наш герой вложил немало сил) ополчились сильнейшие государства Старого Света – Англия, Франция, Голландия и Австрия. Их объединенные армии быстро поставили на место шведов, а потом принялись и за испанцев. 22 августа 1718 года английский флот одержал убедительную викторию у мыса Пассаро, а затем сухопутные части Франции и Австрии нанесли испанцам целый ряд поражений. Одним из условий мирного договора стала отставка кардинала Альберони, инициатора агрессивной политики испанской короны. Филипп без колебаний расстался со своим верным министром, а в качестве моральной компенсации прибрал к рукам его огромное состояние.

Для Нейгофа такой поворот дел стал настоящим ударом. Он только было обустроил свою жизнь в соответствии со своими амбициями, а теперь, (уже в который  раз!) из-за междоусобных интриг ему приходится начинать все заново.

В декабре 1719 года из Испании был выслан Альберони, а с ним и его приближенные, среди которых оказался и Нейгоф. Положение при дворе потеряло для него всякую ценность, поэтому он бросил жену, прихватив ее украшения (видимо, тоже в качестве моральной компенсации за… скучную семейную жизнь).

Наступили годы странствий: Франция, снова Швеция, Австрия, родная Пруссия, Италия, Голландия, – нигде барон Нейгоф, бывший полковник испанской армии, не задерживался надолго.

Жить он привык на широкую ногу, и драгоценности жены улетучивались быстро. Одна из причин, по которой барон не мог оставаться на одном месте больше, чем несколько месяцев, – огромные долги, которые шлейфом тянулись за ним, другая – ему больше не хотелось зависеть от воли какого-либо короля! Теодор Нейгоф хотел распоряжаться своей судьбой сам. Тем не менее везде приходилось наниматься на службу, и это обстоятельство чрезвычайно его тяготило.

После долгих лет скитаний в 1732 году уже не молодой, но все еще энергичный Нейгоф оказался во Флоренции в качестве посланника австрийского императора Карла VI. Здесь он познакомился с мрачными, но решительными людьми, которые на вопрос: «Какую землю вы называете родиной?», ответили: «Корсику».

Нейгоф вспомнил, что еще в Голландии, в одной портовой таверне, слышал это название от купцов во время застольных бесед. Тогда история об отчаянных жителях маленького острова, годами воюющих против могущественной Генуэзской Республики, прозвучала в череде таких же баек о морских приключениях и дальних странствиях. Большинство таких историй быстро забываются не только слушателями, но и рассказчиками, но у барона Нейгофа была прекрасная память, а трезвость мысли он сохранял, даже выпив не одну пинту доброго немецкого пива.

Корсиканцы, с которыми Нейгоф познакомился во Флоренции, были участниками очередного восстания, вспыхнувшего в 1729 году. Тогда мятежникам удалось разбить войска Республики на самом острове, но из-за отсутствия военного флота, Корсика оказалась блокирована с моря.

Ситуация сложилась патовая: корсиканские сухопутные войска имели превосходство над генуэзцами, но побеждать им было некого – к 1730 году живого генуэзца на острове найти было непросто. В то же время, генуэзский флот мог потопить любой корсиканский корабль… при условии, что у Корсики эти корабли были бы.

Выход из положения нашел Сенат Генуи: восставшим предлагалось сложить оружие в обмен на предоставление некоторых прав и привилегий, а также полной амнистии участникам восстания. Островитяне сложили оружие, тем самым выполнив условия компромисса. Генуэзцы же об обещанных вольностях и амнистии предпочли немедленно забыть – мятежники были брошены в тюрьмы, а корсиканские города поступили в распоряжение генуэзских бюрократов, для охраны которых на остров ввели войска, а побережье стали патрулировать военные корабли. Недовольные жители развязали настоящую партизанскую войну – даже днем солдатам опасно было выходить из казарм в одиночку. Поэтому морская блокада снята не была, и на острове начался голод. Многие старались уехать.

С некоторыми из таких эмигрантов Нейгоф и познакомился. Увидев, как фанатично эти люди жаждут освобождения своей родины, барон разработал небывалый по дерзости план. Нейгоф решил стать королем – только королевский титул мог положить конец той жизни, которую он успел возненавидеть.

Сколько баронов, графов, герцогов заискивало и лебезило перед венценосными персонами, которые зачастую имели весьма скромные природные дарования. Нейгоф не хотел больше оставаться в толпе интриганов, добивавшихся королевского внимания. Он знал, что мало кто из европейских монархов мог соперничать с ним, бароном Теодором Нейгофом, в остроте ума, решительности и находчивости. Так, монарший титул стал его навязчивой идеей, синонимом собственной свободы – ведь королей еще называли вассалами Бога. На земле выше них не было никого.

Новое отечество

На корсиканских эмигрантов опытный военный и дипломат Нейгоф произвел сильнейшее впечатление. Проявлял к ним искреннее участие, он вселил в их души надежду на освобождение родины и проявил готовность лично участвовать в борьбе за независимость. Барон искусно играл на чувствах корсиканцев, неудержимо двигаясь к поставленной цели. Нейгоф начал вести среди корсиканцев, говоря современным языком, активную агитационную работу, постепенно направляя их патриотические желания в нужное ему русло. «У вас есть храбрые воины и офицеры, но этого недостаточно, – говорил он им. – Нужно изменить форму правления. Под руководством опытного и сильного человека народ сделает все для защиты своей свободы и вольностей, которые будут даны людям. Я здесь чужестранец и сочувствую вашей беде. Я хочу быть вам полезным, и вы увидите, какие услуги я могу оказать». Нейгоф вызвался раздобыть оружие, боеприпасы и деньги, необходимые для ведения войны. На Корсику полетели письма об удивительном чужестранце. О нем заговорили не только лидеры восстания – его имя зазвучало в народе.

Тем временем неугомонный барон бросился добывать обещанное снаряжение. Он мотался по Европе, но нигде не находил поддержки.

Один раз все предприятие оказалось на грани катастрофы, когда в Ливорно Нейгоф попал в руки своих старых кредиторов и угодил в тюрьму. Сбежав из заключения, он отправился в Стамбул, и здесь случилось чудо – султан согласился снабдить Нейгофа всем необходимым. Таким образом, 13 марта 1736 года тунисская галера с бароном Нейгофом на борту, боеприпасами и золотом в трюмах, причалила к берегам Корсики.

Остров ликовал, Нейгофа встречали как героя. Барон понял, что настал его звездный час. Его приветственная речь нашла отклик в сердце каждого корсиканца:

«Я тронут рабством, в котором столь долгое время пребывает столь благородный народ. Когда я увидел ваше бедственное положение, то принял решение избавить вас или умереть за ваше отчество. Я не хочу никакой другой награды, кроме той славы, что способствовал возвращению вашей свободы.

Не бойтесь Республики: она только тогда сильна, когда вы ей подвластны. Когда вы свергнете с себя иго неволи, то узнаете ее слабость. Я ни от кого не завишу: у меня давно нет ни родственников, ни отечества. Хоть я и рожден благородным, но не в этом мое честолюбие, а в том, что я располагаю собою, как мне угодно.

Поэтому с этого момента я всего себя вам предаю: я ваш соотечественник, я ваш согражданин. Ваша польза есть моя собственная.

Я почту за честь пожертвовать своей жизнью за вашу вольность, за ваше спокойствие, за безопасность ваших домов, за отмщение вашим тиранам и за причиненные вам от них обиды».

В ответ на это народ почти единодушно стал призывать его сделаться предводителем восстания. Нейгоф согласился, но при одном условии – если его изберут королем Корсики. Голоса противников потонули в общем гуле одобрения.

15 апреля конституционное собрание составило грамоту, в которой были зафиксированы права и обязанности короля. 2 мая барон Нейгоф был коронован лавровым венком (на настоящую корону не было денег) и стал Теодором I, Королем Корсиканским.

Надо заметить, что власть его не была абсолютной – за национальным собранием оставалось право налогообложения и объявления войны и мира. Теодор стал королем абсолютно законно – таково было волеизъявление народа. Он немедленно сформировал регулярную армию, поставив под ружье около 20 000 человек, завел собственный двор, стал раздавать чины и титулы, чеканить собственную монету с вензелем «TR» (Theodorus Rex – король Теодор), но проба металла вызвала сильное сомнение, после чего ее стали называть «Tutto Rame» – чистая медь.

Неравный среди первых

Теперь оставался еще один, едва ли не самый важный, пункт плана: чтобы сделаться настоящим монархом, Теодору было необходимо, чтобы его королевское достоинство и суверенитет его королевства признали остальные европейские державы, или хотя бы большая их часть. Начинать было логично с Генуи, чьи войска все еще занимали ряд крепостей на острове. Однако, вместо почетного приема, генуэзцы засадили посланника Теодора в тюрьму с твердым намерением казнить его.

Этот эпизод окружен красивой легендой: узнав о столь бесцеремонном обращении со своим дипломатом, Теодор лично возглавил отряд из 50 «спецназовцев», проник в Геную и похитил среди ночи четырех сенаторов.

После этого Теодор объявил, что поступит с сенаторами так же, как Генуя – с его посланником. Противники испугались и отпустили дипломата, но Теодор не успокоился: он поставил Генуе условие –  признать независимость Корсики в обмен на свободу ее сенаторов. И лишь когда и это требование было выполнено, отправил, «осыпав дарами», сенаторов домой.

Но это – легенда, по сути же, немного повоевав с генуэзцами на острове и даже нанеся им ряд поражений, Теодор вновь столкнулся с финансовой проблемой. К тому же среди населения назревало беспокойство, так как обещанная помощь мифических, им же выдуманных внешних союзников явно запаздывала. Тут, как назло, Теодор оказался втянутым в совсем несоответствующую его королевскому достоинству историю: один из его гвардейцев, с сестрой которого Теодор весело проводил время, посмел возмутиться фривольным поведением Его Величества. Имела место публичная драка короля и рядового солдата, что, естественно, не способствовало повышению авторитета монаршей власти.

Чтобы как-то поправить материальное положение королевства, Теодор учредил Орден Освобождения, кавалеры которого имели ряд необыкновенных, хотя и сомнительных привилегий.

Вступление в Орден стоило 200 дукатов, и за эти деньги дозволялось не снимать шляпу в присутствии короля и держать шпагу обнаженной во время богослужений. Нашлась почти тысяча человек с лишними сотнями дукатов, но после того, как эти деньги кончились, правительство оказалось банкротом.

Король без королевства

В ноябре того же 1736 года (не прошло и восьми месяцев) Теодор I покинул свое королевство – по официальной версии, для переговоров с иностранными союзниками. Генуя не преминула воспользоваться его отсутствием и призвала на помощь союзников. Французский экспедиционный корпус высадился на острове, и Корсика оказалась полностью под контролем оккупантов.

Нейгоф тем временем занимался привычным уже для него делом – он искал денег. В Голландии несколько банков согласились снарядить три военных корабля, чтобы вернуть ему королевство, но в обмен на то, что Корсика станет их торговой базой в Средиземном море.

В сентябре 1738 года на одном из этих кораблей он вернулся на Корсику. Встреча напомнила ему времена триумфа двухлетней давности – корсиканцы были рады своему королю. Но случилось непредвиденное – французская эскадра захватила один из отставших кораблей. Голландские торговые дома, посчитав, что ввязываться в конфликт с французским корпусом – просто самоубийство, отозвали помощь.

Теодор опять бежал, на этот раз в Англию. В 1741 году французы покинули Корсику, и партизанская война против генуэзцев вспыхнула с новой силой.

Известный английский писатель Хорас Уолпол помог Нейгофу заручиться поддержкой английского правительства, и в 1743 году, в сопровождении двух британских кораблей, барон снова высадился на Корсике – в последний раз. Подданных уже нельзя было назвать верными.

Теодор больше не был героем, в нем видели короля, бросившего свой народ. Сломленный духом, он вернулся в Лондон, где попал в долговую тюрьму.

Уолпол помог ему обустроиться в камере с приличествующим Его Величеству комфортом – Теодор в пурпурной мантии сидел в кресле, похожем на трон, и даже иногда принимал посетителей, которые приносили ему из жалости немного денег. После выхода на свободу, он прожил недолго – возраст и пережитые треволнения подорвали его здоровье.

В 1756 году Теодор I фон Нейгоф, Король Корсиканский, отошел в мир иной. Похоронен около церкви Св. Анны в Лондоне. На могильной плите выбита эпитафия, сочиненная Уолполом с нескрываемым ехидством:

«На кладбище этой церкви похоронен Теодор, король Корсики. Умер 11 декабря 1756 года вскоре после выхода из долговой тюрьмы. Свое королевство он передал кредиторам».

Королевская жизнь оказалась вовсе не такой беззаботной, какой она рисовалась Нейгофу в его воображении. Титул не защитил его от неожиданных обстоятельств, не сделал вассалом одного лишь Бога. Даже пребывая в королевском статусе, Нейгоф продолжал зависеть от обыкновенных людей, таких же, как и он сам. Для освобождения Корсики он действительно сделал немало. Гораздо больше, чем человек, желающий удовлетворить жажду власти. Как знать, может быть, он каждый раз так фанатично рвался обратно на Корсику потому, что и вправду полюбил эту землю и считал ее своей родиной. Однако сама Корсика не считала барона Нейгофа своим сыном – даже став ее первым и последним королем, Теодор не смог сделать ее своим отечеством.

Источник: Этикет и протокол, №5–6 (26–27) 2005,